Звонок
раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
—
Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Мужчина
под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. У Андрея Петровича ёкнуло под
сердцем.
—
Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Вас интересует литература?
—
Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим.
В эту ночь Андрей Петрович не спал. Вот
уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его
уволили.
—
Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для
детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя,
но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Виртуальная этика,
основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли
преподавать это. Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую
работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях,
последние библиотеки закрылись, филологи один за другим переквалифицировались,
кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом
прекратил. Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть
ремень.
Максим
позвонил в дверь ровно в десять.
—
С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
—
Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В
общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас
уже не преподают и в специальных.
—
Нигде? — спросил Максим тихо.
—
Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце ХХ века начался кризис. Читать стало
некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их
детям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие
тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника.
Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые
механика, физика высоких энергий. А литература отошла на задний план. В ХХІ веке перестали печатать книги, бумагу
сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно.
Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем —
люди перестали писать.
Андрей
Петрович замолчал.
—
Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Литература умерла потому,
что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Литература была тем, что формировало
умы. Тем, что определяло внутренний мир
человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что
ужасно, Максим!
—
Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к
вам.
—
У вас есть дети?
—
Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне
нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать
что. Вы научите меня?
—
Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу. Пастернак, — сказал он
торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на
столе, свеча горела…
—
Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей
Петрович.
—
Непременно. Только… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной
пары. Веду хозяйство, дела. У меня невысокая зарплата. Но я могу приносить
продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас
устроит?
Андрей
Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
—
Конечно, Максим, — сказал он.
—
Литература это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович. — Это ещё и
как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие
писатели и поэты. Вот послушайте. Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он
старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
День
сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой
неожиданно появился смысл. Максим
оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Бальзак, Гюго, Мопассан,
Достоевский, Тургенев. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика,
беллетристика, фантастика, детектив.
Однажды,
в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании,
уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос. Он ни разу за полтора года ни на минуту не
опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе
места, а ночью так и не сомкнул глаз.
Следующие
несколько дней прошли как один скверный сон.
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх
стенах стало больше невмоготу.
—
А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись.
А чего не выходишь, стыдишься, что ли?
—
В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
—
Ну, этого, твоего, который к тебе ходил.
—
Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри.
—
Ты что ж, в самом деле не знаешь?
Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей
Петрович не помнил, как добрался до компьютера,
пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии
смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён
хозяевами в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники.
Домашний робот-гувернёр. Дефект управляющей программы. Заявил, что
самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил
бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. Изъят из обращения… По факту утилизирован….
Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести…
Специально созданный комитет постановил…».
Андрей
Петрович протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита.
Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок
в дверь застал его на полпути к плите.
На пороге стояли двое детей. Мальчик
и девочка.
—
Вы даёте уроки литературы? — спросила
девочка.
—
Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
—
Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра.
Мы
от Макса.
—
От… От кого?!
—
От Макса. Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
—
Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
—
Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо
произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей
Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
—
Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
Комментариев нет:
Отправить комментарий