Что читали великие композиторы?

 

  Сегодня все меломаны отмечают Международный день музыки. Что лучше мелодии может выразить состояние человеческой души? Для музыки не существует никаких границ. Поэтому этот праздник призван объединить почитателей разных жанров, направлений и течений, привести к гармонии непримиримое. 

  Многие ли задумались над вопросом: какое из искусств важнее – литература или музыка? Что точнее передает душевные терзания героя – литературные или музыкальные формы? Однозначного ответа, пожалуй, быть не может. Но вряд ли кто-то поспорит с тем, что интерес к книгам и музыкальным шедеврам для человека любой эпохи являлся частью культурного минимума. 

  Очень часто источником вдохновения для композиторов становились литературные произведения. Такой музыкальный жанр, как романс, вообще не мыслим без поэзии. Иногда книга так увлекала композитора, что по мановению его взмаха страницы романа или повести превращались в страницы оперной партитуры. Многие из них не только вдохновлялись литературой, но и очень любили просто почитать на досуге. А еще нередко великие музыканты оказывались в числе друзей великих писателей.

 

  Михаил Глинка и пушкинский круг. Известный русский композитор родился в удачное время: ему посчастливилось быть рядом с Василием Жуковским, Александром Грибоедовым, Николаем Гоголем, Антоном Дельвигом, Владимиром Одоевским и, конечно, Александром Пушкиным.

  С Пушкиным он познакомился, когда тот навещал своего брата Льва в Благородном пансионе. Там же воспитывался и будущий композитор Глинка. Вскоре после выпуска Михаил Иванович оказался среди избранных, посещавших вечера Василия Андреевича Жуковского в Зимнем дворце. Жуковский, выполнявший обязанности наставника будущего императора Александра II, всегда старался быть в кругу пусть не самых титулованных, но самых талантливых людей.

  От некоторых писателей Глинка получил бесценные подарки. Так, Грибоедов подсказал ему тему грузинской народной песни, которая потом стала очаровательным романсом «Не пой, красавица, при мне». Все участники вечеров в Зимнем активно подключились к обсуждению идеи первой оперы Глинки – «Иван Сусанин» (или «Жизнь за царя»). Она стала и первой русской оперой, способной конкурировать с темпераментными операми итальянских композиторов.

  Без Пушкина не было бы и второй оперы Михаила Ивановича –  «Руслана и Людмилу» он написал по пушкинской поэме-сказке. Эта опера в свое время  стала темой жарких дискуссий. Одни кричали: «Провал!» Другие – «Шедевр!». Интересно, что сказал бы Александр Сергеевич?

   

  Петр Чайковский и Лев Толстой. «Я готов день и ночь стоять почетным караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич, — до такой степени я уважаю его. Если говорить о рангах, то в русском искусстве он занимает второе место после Льва Толстого, который уже давно сидит на первом». Этот рейтинг составлен Антоном Чеховым в 1890 году, и он отражает не только его собственные впечатления, но и атмосферу того времени. Действительно, и Толстой, и Чайковский были тогда властителями дум.

  Они познакомились в декабре 1876 года в Москве. Специально для Толстого, не очень любившего выезжать из Ясной Поляны, в Московской консерватории организовали концерт. Звучала музыка Петра Ильича. Композитор вспоминал: «Может быть, ни разу в жизни <…> я не был так польщен и тронут в своем авторском самолюбии, как когда Л.Н. Толстой, слушая Andante моего первого квартета и сидя рядом со мной, залился слезами».

  В 1875 году в журнале «Русский вестник» начали публиковаться первые главы «Анны Карениной». Новый роман Толстого печатался три года (с большими перерывами). Отзывы были самыми разными. Очень громко звучали разочарованные восклицания по поводу того, что после «Войны и мира» писатель начал писать о домашнем хозяйстве. Говорили, что это падение Толстого. Интересно, что среди разочарованных был поначалу и Петр Ильич. Прочитав несколько глав «Анны Карениной», он писал брату Модесту: «Как тебе не стыдно восхищаться этой возмутительно пошлой дребеденью, прикрытою претензией на глубокость психического анализа». Композитора раздражали «барские тонкости» в повествовании, заменившие, по его мнению, настоящую художественность. 

  Пройдет несколько лет, Чайковский прочтет роман целиком, и его мнение изменится. Петр Ильич уже сам будет советовать брату Анатолию — он тогда собирался жениться — прочесть эту книгу: «Когда ты совершенно успокоишься, т.е. уже после свадьбы, прочти «Анну Каренину», которую я недавно в первый раз прочитал с восторгом, доходящим до фанатизма. То, что ты теперь испытываешь, там превосходно выражено по поводу женитьбы Левина».

 

  Сергей Прокофьев о «детской» и «взрослой» литературе. Сергей Прокофьев вошел в мир большой музыки как вундеркинд. Уже в 13 лет он стал студентом Петербургской консерватории. Отец Сережи беспокоился о том, чтобы его одаренный сын получил достойное общее образование. Поэтому 14-летнего подростка он перевел на «взрослую» литературу. В списке, который отец составил для Сергея, были Гончаров, Тургенев, Островский, Толстой. Сын подошел к списку со всей серьезностью: он выставлял каждой прочитанной книге оценки. «Войне и миру» был выставлен наивысший балл — «пять». Этот роман Прокофьев читал с увлечением. Правда, немного скучал во время пространных рассуждений. Симпатии Сергея достались не только Наташе, но и Соне. Ее несчастливая судьба огорчала юного читателя.

  Возможно, в списке, составленном Прокофьевым-старшим, были методические просчеты. Однако пройдет время, и Прокофьев-младший напишет великолепную оперу по «Войне и миру» Толстого.

  А тогда юный студент консерватории Сережа Прокофьев читал не только «взрослые» книги, но и любимые подростками приключения. Спустя годы композитор вспомнит о юношеских пристрастиях: «Жюль Верна я читал с удовольствием. Откуда-то я узнал, что он был до того плодовит, что иногда диктовал одновременно по три романа. И я рисовал себе Жюль Верна, ходящего по комнате, где за тремя столами сидели три секретаря, которым он одновременно диктовал три разных романа».

  Часто говорят, что Сергей Прокофьев сочинял с моцартовской легкостью. Но за легкостью, непринужденностью сочинения стояла жесткая творческая дисциплина и невероятная требовательность к себе. Как и у фантаста Верна, все импровизации Прокофьева были тщательно продуманы.