Андрей Вознесенский: «Есть тайная ботаника души...»

 

  12 мая – день рождения известного советского поэта-шестидесятника, публициста, поэта-песенника Андрея Андреевича Вознесенского. Его творчество – лирическое и дерзкое, метафоричное и лаконичное, затрагивающее философские и повседневные проблемы – стало одним из важных символов эпохи шестидесятых. В те годы стихи поэта звучали на легендарных вечерах в Политехническом музее и на советских кухнях. 

  «Поэт – всегда или первый, или никакой», – сказал когда-то Андрей Вознесенский о себе. Он стремительно ворвался в поэзию на рубеже 50-60-х годов, а после смелых заявлений «кто мы – фишки или великие»,  занял своё определенное место и был принят читателями.

 

  Тяга к поэзии появилась у будущего поэта еще в юности. Огромное влияние на его судьбу оказал Борис Пастернак, которому 14-летний Андрей впервые послал свои стихи. И с тех пор начались их регулярные «поэтические встречи и беседы». Эта дружба продолжалась до последних дней жизни Пастернака.

 

  После получения аттестата Вознесенский стал студентом архитектурного института. В престижный вуз Андрей отправился по настоянию Пастернака, который боялся, что преподаватели литературного института загубят талант Вознесенского. В 1957-ом, получив диплом о высшем образовании, поэт отметил это событие строками: «Прощай, архитектура! Пылайте широко, коровники в амурах, сортиры в рококо!..». По специальности он не работал никогда.

 

  Творческая биография Андрея Вознесенского развивалась стремительно. В 1958 году впервые были опубликованы его стихи. Они оказались яркими, насыщенными метафорами, звуковыми эффектами и усложненной ритмической системой. В каждой строчке сквозил подтекст, что было непривычным и новым для того времени. Влияние на поэзию Андрея Андреевича оказал не только Борис Пастернак, но и творчество Владимира Маяковского и футуриста Семена Кирсанова.

 

  Дебютный сборник поэзии Вознесенского увидел свет в 1960-ом. Он получил название «Мозаика». За критику власти и советского строя молодой поэт сразу же оказался в опале. Его произведения были поставлены в один ряд с такими же «неформатными» стихами «шестидесятников» Евгения Евтушенко и Беллы Ахмадулиной. Редактор, позволивший издать сборник Вознесенского, был с треском выгнан с должности, а тираж едва удалось сберечь от уничтожения.

 

  Однако все неприятные обстоятельства, сопутствовавшие выходу первой книги, не испугали Вознесенского. Спустя несколько месяцев вышел второй сборник, названный «Парабола». Он тут же превратился в библиографическую редкость, хотя был издан огромным тиражом.

Судьба, как ракета, летит по параболе

Обычно — во   мраке и реже — по   радуге…

Идут к своим правдам, по-разному храбро,

Червяк — через  щель, человек — по  параболе.

 

  Андрея Андреевича начали приглашать на закрытые вечера, где свои произведения читали такие же опальные коллеги. Вместе с тем поэты, воспевающие советский строй, делали Андрея Вознесенского героем стихотворных карикатур.

 

  В 1962 г. Вознесенский выпустил новый сборник, названный «Треугольная груша», что вызвало новую волну негодования представителей власти. Поэта критикуют и унижают, в газетах выходят разгромные статьи критиков, зато народ его любит. Произведения Андрея Вознесенского перепечатывают и выпускают в «самиздате», передавая друг другу «из-под полы».

   Самый известный скандал, связанный с именем Вознесенского, – это вельможный гнев Никиты Сергеевича Хрущёва, его ор с высокой трибуны на встрече с интеллигенцией в 1963 г. Когда Вознесенского пригласили на трибуну,  Хрущев после первых же слов 29-летнего поэта оборвал его и стал обвинять в «антисоветчине». Под аплодисменты большей части зала он кричал: «Убирайтесь вон, господин Вознесенский, к своим хозяевам. Я прикажу Шелепину, и он подпишет вам заграничный паспорт!».  Но поэт не «убрался».

  А когда Андрея Андреевича сразу после этого спросили: «Что бы сделали, если бы вас, как Солженицына, выслали из страны?» — он не раздумывая, ответил: «Я бы застрелился на границе». Он был патриот до конца — в нормальном понимании этого слова.

 

  И, как ни странно, власти  не преследовали поэта, не мучили. Жил в Переделкине, ездил за рубеж, быстро обрёл на Западе репутацию русского чуда, гения. Так, на Парижском фестивале «Триумф» в 1996 г. он был назван «самым великим поэтом современности».

  Поэт много выступал в Польше, США, Италии, Франции, Канаде, Великобритании, Австрии и Болгарии. Он был самым популярным русским поэтом в США. Среди поклонников Вознесенского были Роберт и Джон Кеннеди. В США Андрей познакомился с драматургом  Артуром Миллером и кинозвездой Мэрилин Монро. Любили общаться с Вознесенским Рональд Рейган и Марк Шагал. Вознесенский дружил с Пьером Карденом, был собеседником Сартра, Хайдеггера, Пикассо.

 

  Андрей Вознесенский был награжден многими государственными наградами, признан почетным членом 10 академий мира, среди которых Американская академия литературы и искусства, Парижская академия братьев Гонкур, с 1993 года являлся членом Российской академии образования и активно участвовал в организации авторских вечеров молодых поэтов. Также он являлся вице-президентом Русского Пен-Центра, именно его усилиями и инициативой был создан музей Бориса Пастернака в Переделкино.

 

  «Официальный» шестидесятник, наивысшую славу он обрёл в 70-е, самые глухие и застойные года. Его выступления собирали ревущие восторгом стадионы. Его излюбленная аудитория - МГУ и Политехнический. Его верный «конвой» - конная милиция, сдерживающая толпы поклонников.

 Не надо околичностей,

не надо чушь молоть.

Мы — дети культа личности,

мы кровь его и плоть.

Мы выросли в тумане,

двусмысленном весьма,

среди гигантомании

и скудости ума…

 

  Он не был членом КПСС, хоть и писал «уберите Ленина с денег», и сочинил поэму «Лонжюмо» о жизни Ленина во Франции. Он никогда не был ни штатным диссидентом, ни придворным поэтом и не считал, как его собрат по цеху Евгений Евтушенко, что «поэт в России - больше, чем поэт». Он был, прежде всего, и именно - Поэт, и в этом смысле место его навсегда вакантно.

 

  Его пытались прибрать к рукам. Когда в 70-е прошёл слух о присуждении ему Нобелевской премии, власти сначала развернули кампанию по его дискредитации как якобы «просоветского» чуть ли не агента, а затем поспешно вручили ему Госпремию СССР в 1978-м. Но оказанные почести не помешали ему в 1979-м принять участие в выпуске скандального альманаха «Метрополь».

 

  К Вознесенскому за всю жизнь не пристало, не прилипло никакой грязи. Чистота и какая-то целомудренная чувственность его строк о любви изумляла до самого его конца, а он писал «про это» до последнего.

 

  46 лет он прожил с Зоей Богуславской, красивой и мудрой женщиной, талантливой писательницей и неутомимой «общественницей»: ни разводов, ни скандалов. Она была для него музой и самым близким человеком.

 

  В 1981 году на всю Москву прогремела ленкомовская постановка рок-оперы «Юнона и Авось» на либретто Андрея Вознесенского и музыку Алексея Рыбникова. Вокальные номера «Я тебя никогда не забуду», «Аллилуйя» производили на зрителей оглушительное впечатление. Зал с первых дней показа спектакля был переполнен. Несколько осложнила ситуацию публикация в иностранной прессе статьи о постановке, после которой советское правительство долго не выпускало театральную труппу на гастроли с рок-оперой за рубеж, а также препятствовало распространению пластинки.

 

  Рок-опера «Юнона и Авось» оказалась не первым театральным воплощением поэзии Вознесенского. В театре на Таганке с аншлагами шла постановка поэтического цикла «Антимиры». Именно в этом спектакле на сцену впервые вышел Владимир Высоцкий со своей гитарой.

 

  Андрей Вознесенский известен также стихами, превратившимися в популярные музыкальные хиты – «Плачет девочка в автомате», «Верни мне музыку», «Подберу музыку», «Танец на барабане». А песня в исполнении Аллы Пугачевой «Миллион алых роз» по праву считается главным шлягером советской эпохи. На стихи Вознесенского создавали свои шедевры композиторы Раймонд Паулс, Оскар Фельцман, Микаэл Таривердиев, Игорь Николаев, Стас Намин, Евгений Мартынов.

 

  Поэт за свою жизнь выпустил 42 сборника стихотворений, 8 поэм и 2 прозаических произведения, 43 стихотворения поэта были перепеты.

 

  В 78-м году Андрей написал стихотворение «Смерть», полное предчувствий грядущих потерь. Поражает провидческое ясновидение. Оно словно снизошло с небес и держало душу поэта в неотступной тревоге.

 Кончину чую. Но не знаю часа.

Плоть ищет утешенья в кутеже.

Жизнь плоти опостылела душе.

Душа зовет отчаянную чашу!

Мир заблудился в непроглядной чаще

средь ядовитых гадов и ужей.

Как черви, лезут сплетни из ушей.

И Истина сегодня — гость редчайший.

Устал я ждать. Я верить устаю.

Когда ж взойдет, Господь, что Ты посеял!

Нас в срамоте застанет смерти час.

Нам не постигнуть Истину Твою.

Нам даже в смерти нет спасенья.

И отвернутся ангелы от нас.

   По ритму, по отточенной интонации, по афористичности высказываний — это молитва. Но это и покаяние. Такое откровение может позволить себе только сильная и глубокая личность.

 

  В последние годы Андрей Вознесенский жил в Москве в Переделкино. В 2006 г. у него случился первый инсульт, следствием которого стал паралич руки и проблемы с ногами. В 2010-ом – новый инсульт и полная потеря голоса. Весной поэта прооперировали в Мюнхенской клинике. Но в первый же летний день грянул третий инсульт, которого поэт не смог пережить. Умирал Андрей Андреевич на руках у жены, которой перед смертью нашептывал новые стихотворные строки. Похоронили знаменитого литератора на Новодевичьем кладбище, где покоятся тела его родителей.

 Я не знаю, как остальные,

но я чувствую жесточайшую

не по прошлому ностальгию -

ностальгию по настоящему.

 

Будто послушник хочет к Господу,

ну а доступ лишь к настоятелю, -

так и я умоляю доступа

без посредников к настоящему.

 

Будто сделал я что-то чуждое,

или даже не я - другие.

Упаду на поляну - чувствую

по живой земле ностальгию.

 

Нас с тобой никто не расколет.

Но когда тебя обнимаю -

обнимаю с такой тоскою,

будто кто-то тебя отнимает.

 

Когда слышу тирады подленькие

оступившегося товарища,

я ищу не подобья - подлинника,

по нему грущу, настоящему.

 

Одиночества не искупит

в сад распахнутая столярка.

Я тоскую не по искусству,

задыхаюсь по настоящему.

 

Всё из пластика, даже рубища,

надоело жить очерково.

Нас с тобою не будет в будущем,

а церковка...

 

И когда мне хохочет в рожу

идиотствующая мафия,

говорю: «Идиоты - в прошлом.

В настоящем - рост понимания».

 

Хлещет чёрная вода из крана,

хлещет ржавая, настоявшаяся,

хлещет красная вода из крана,

я дождусь - пойдёт настоящая.

 

Что прошло, то прошло. К лучшему.

Но прикусываю, как тайну,

ностальгию по-настоящему,

что настанет. Да не застану.